Находится в блаженном состоянии можно на протяжении всего дня, достаточно просто знать несколько хитростей. И вовсе не обязательно прятаться от домашней работы или обязательств, боясь потратить свои драгоценное время. Хорошее потягивание с утра, легкий завтрак, чашка кофе и сигарета уже способны внести теплые оттенки в раннее утро. После такого начинания даже не отличаешь "своего времени" от не своего. Работа делается налегке, подходящая музыка из динамиков задает ритм. Улыбка сама появляется на лице, а ведь именно это и требуется от молодого юноши, с утра занимающегося изготовлением простой выпечки. На улице машин еще не слышно - рабочий день начнется через час. Тротуар готовится к бесконечным подошвам и каблукам, погода все еще решает как ей себя вести, а одинокое облако вовсю начинает сереть. Где-то за стенами однотипных домов семейная пара ссорится из-за необходимости отвезти ребенка в школу; на другом конце города девчушка пьет успокоительное перед вступительными экзаменами. Медленно, но улицы начинают оживать, создавая из шумов неказистую мелодию будней.
Снизу раздается «дзинь» - круассаны готовы. 20 минут оказались слишком быстрыми, чтобы отдохнуть и побаловать себя.
Не раз слышал, что люди, некогда побывавшие на войне, не способны вернуться к нормальной жизни: и постель им кажется слишком мягкой, и люди подозрительными... Так могут говорить лишь сумасшедшие, поверьте. Ни один здоровый человек не согласится заново пройти все то же самое впустую. Я никогда не считал себя трусом (да и продумывая в голове эти слова тоже), но я сделал бы все возможное, только бы вновь не оказаться на поле боя. Сражаться за идеи? За земли? За справедливость? Спасибо, не стоит. Лучше спущусь, вытащу выпечку из духовки и посыплю сверху корицей - от этого станет побольше счастливых людей.
Слышу копошение по лестнице - мадам спускается, чтобы принять товары из магазина. Хоть здесь и висят везде таблички, возвещающие покупателей о свежей выпечки, которая готовится прямо здесь - это ложь. Здесь создаются простые изделия, которыми можно неплохо позавтракать или съесть в послеполуденный ланч. Кофе вот действительно вкусное, с этим не поспоришь. А вот, кстати, и его создательница впорхнула в этот тихий уголок, о чем возвестил дверной колокольчик. Жаннет Андерсон - миловидная афроамериканка, не понимающая где начинаются границы личных разговоров. Не смотря на то, что она довольно умна, может посреди разговора спросить или ляпнуть нечто такое, от чего у окружающих моментально краснеют кончики ушей, а глаза непроизвольно ищут предмет, на котором можно сфокусироваться и отдохнуть.
- Привет, - девушка вздрагивает, явно не заметив меня изначально. Еще бы, шпильки в пол ноги, от которых точно все болит, а в кладовке удобные балетки. Ответом мне служит широкая улыбка и кривой взмах руки, после чего шоколадка убегает вверх по лестнице в служебные комнаты. Зато взамен ей приходит мадам, жестом приглашая меня помочь. Как раз успеваю доложить последние круассаны на деревянный поднос, прикрыв их сверху. Скидываю черный фартук за стойку и бегом направляюсь к черному входу, поприветствовав грузного водителя-шотландца. Старик-стариком, а силы хоть отбавляй - пока я парюсь с одним ящиком, он уже успевает разгрузить пол машины.
А после следуют вновь 20 минут тишины. То время, когда первичное блаженство проходит и требует немедленного восполнения. Посему, взяв из мойки чашку и вылив туда остатки кофе, бегу наверх в свою комнату. На самом деле она не столько моя, сколько нашей работодательницы: второй этаж вмещает в себя 2 жилых комнаты, помимо кучки служебных и общего туалета с душем. По счастливой случайности, в связи с должностью практически ее зама, мне уступили немного жилплощади. Хотя скорее всего старушке просто нужен был человек, который смог бы не опаздывать на работу и иногда почесывать ее кота, в то время как она сама убегала по вечерам к своим подругам.
Не заправленная постель рада видеть меня ровно настолько же, насколько дети живого пони в честь своего Дня Рождения. Не смея ей противиться, ничком падаю и заворачиваюсь в одеяло, кривя свое тело во все стороны как только возможно. Рука на автомате тянется за телефоном, который мигает зеленой лампочкой, возвещая о непрочитанном сообщении. Тут же морщусь и провожу пятерней вдоль волос, откидываясь на подушку. Где-то внутри что-то булькнуло, за что получает легкий удар пальцами. Эти двадцать минут крайне важны были перед рабочим днем. И проводить их нужно было исключительно в вакуумной тишине, когда даже собственные мысли казались чересчур громкими. Что-то вроде нетрадиционной медитации, когда за столь короткий период времени можно обдумать многое, только прикрыв глаза.
Все сразу заполняется рыжеватой темнотой, вкупе с расплывчатыми пятнами. Дыхание становится ровным, а в теле чувствуется некая невесомость. Подсознание сегодня явно настроено на стокгольмскую волну воспоминаний, аккуратно подкидывая случайные фразы и моменты детства. Поджав губы, стараюсь упорядочить мысли и отогнать как можно дальше кудрявые женские волосы и саркастический смешок.
Телефон на столе вновь издает вибрацию, возвращая в настоящий мир. На дисплее мигает уже вторая смс от Дженни, которая возмущается, почему ее весь такой прекрасный-распрекрасный принц не соизволит поднять пятую точку и встретить ее у порога.
Выглядела она чуть хуже, нежели обычно. Под глазами отчетливые синяки, которые не скрывал даже тональный крем. Усталая улыбка и вообще потрепанный вид. Хотя для тех, кто общается с ней лишь в университете, она будет все такой же блистающей.
- Привет, - второй раз за утро говорю я девушке. Кажется придется в скором времени пополнять список приветственных слов, - Я как раз могу тебе дать твои любимые "рогалики". Даже с корицей. Трусь о ее нос и улыбаюсь, видя как она морщится из-за того, что я стираю ей макияж этим. - А главный пирожок сегодня будет мне доступен?, - сладко тянет Дженни, отодвигаясь так, чтобы можно было видеть мои глаза.
Мы говорим еще минут семь, после чего я тайком заворачиваю ей свежие круассаны и целую на прощание, желая удачного дня. Часы к этому моменту уже приблизились к отметке "9:00", а это значит - пора открываться. Вместе с Жаннет доставляем выпечку за витрину и еще раз протираем стойку. Чисто из-за скуки. Мадам же, украсившись как могла (а обычно это ярко-розовые румяна, сильное подведенные глаза и красная помада) в который раз за утро спускается по лестнице и, дав указания, исчезает в двери. Необходимо дождаться Брунса, чтобы не умереть со скуки окончательно. А его смена начнется только в 5 вечера.
Все протекает как и обычно. Утренние круассаны разлетелись со свистом, в кафе стоит тихий шум говорящих, а кофемашина жужжит не переставая, как и афроамериканка. Под предлогом пополнения сегодняшнего блюда, убегаю на кухню, чтобы вновь восстановить в себе порог тишины. Сила 20 минут прошла бесследно, но Жаннет ведь не сможет пожаловаться на то, что она осталась одна - кто-то должен заниматься выпечкой, которую она делать не умеет. И, к счастью, не знает о том, что заранее готовое тесто всегда хранится в холодильнике - его достаточно просто засунуть в духовку и забыть. Но все же совесть берет свое и, спустя несколько минут после установки таймера, я возвращаюсь в зал и киваю девушке в знак того, что она может взять перерыв. Также прошу достать из духовки круассаны по истечению времени. Неловкий взгляд в сторону часов - 3. Самая пора, чтобы ученики возвращались домой, а парочки выползали на улицу. Место в кафе еще было, да и летнюю веранду вовремя восстановили, поэтому проблем возникнуть не должно. А особо засидевшихся Брунс всегда сможет выгнать.
Очередной звон колокольчика, заставляющий отвлечься от пересчета кассы. Не поднимая взгляда, с улыбкой приветствую посетителей, неторопливо раскладывая бумажки вновь по местам, а калькулятор пряча в ящик. Отмечаю, что шведский акцент в этот раз был особенно заметен, но, вроде, сказал все понятно. У витрины уже крутится довольный мальчуган лет 6, как кажется. Никогда не умел оценивать возраст людей, сколько бы им не было. Приседаю напротив, чтобы проследить за взглядом парня: мечется от ярких пончиков до обычных булок. Наконец не выдерживает и просит последнее.
- Мои спокойные дни будьте добры. И воды, - доносится от его матери, на которую я внимания так и не обратил с момента ее пришествия. Голос кажется знакомым, но проработав год с людьми становится трудно их отличать. - Вам газированной или из-под крана? - спрашиваю, разгибаясь с корточек. И тут же вцепляюсь пальцами во взятый стакан как можно крепче - руки начинают предательски дрожать. Напротив стоит женщина с кудрявыми волосами. Вместо саркастического смешка сильно дрожащие, сжатые губы. На меня смотрят совершенно испуганные глаза, а лицо начинает краснеть. Надеюсь, что не выгляжу сейчас также. Откашливаюсь и повторяю вопрос, так как сзади проходит Жаннет, с интересом разглядывая сложившуюся картину. Придаю лицу привычное спокойное выражение и слабым кивком показываю, что все отлично. Афроамериканка кивает в ответ и выходит покурить через черный вход.
Блумквист не отвечает. Все также смотри оленьими глазами, готовая то ли расплакаться, то ли раскричаться. Нервным жестом наполняю стакан водой из-под крана и достаю с витрины свежую булочку с корицей, протягивая все малышу и возвещая о счете. - Это ведь все? - с улыбкой уточняю, как принято нашим правилам.
