Специально для тех, кому вообще наплевать - выставляю фанфик. Комментарии НЕ приветсятвуются, ибо я привыкла к их отсутствию >_>
Зайка скучающе откинулась на подушку, и рассеянно зевнула. Было во всех ее жестах что-то такое, от чего хотелось нахмуриться, скривить губы, сузить глаза и отвернуться, чувствуя во рту такой горький привкус, который обыкновенно бывает после хорошей горсти недозрелого крыжовника, съеденного натощак. Хотелось на эту Зайку не смотреть, пусть даже и не зная, почему. Зайка была кошкой. Вычурной такой, породистой молочно-белой кошкой, похожей на фарфоровую статуэтку, которую хотелось не погладить по мягкой, густой и блестящей шерсти, а постоять в стороне, тихо любуясь холодным совершенством плавных линий. Ну или как в нашем случае – отвернуться. Было Зайке около трех лет, и кто бы что не говорил, возраст это был самый чудесный для кошки – еще молода, но уже опытна, а Зайкин опыт был особенный – выставочной опыт. Ах да, звали эту породистую кошку не Зайкой, а звали ее не иначе как Мануэлла Элизия Флёарина. Как-то так, вычурно и помпезно, да так, что бы у усатого дяденьки с буклетом, записывающего клички породистых кошек рука отсохла писать. Разумеется, так кошку назвали не с этой целью, но она была косвенно причастна – Хозяева Зайкины, и Зайка тоже были убеждены, что высшая благодетель – холодное безразличие, гордость за себя, и снисходительное презрение к остальным. Действительно, зачем тут эти остальные, кто они вообще такие? Люди, не имеющие в качестве домашней питомицы чемпионку мира в классе молодых кошек? Кошки, живущие у бедных хозяев, играющее простой ниткой, и щеголяющие пестрыми пыльными шкурками? Или вообще – бродяги? Бродяг Зайка боялась. Она с детства спала в корзинке, выстланной не иначе как ортопедическим матрасиком, сделанным, разумеется, на заказ. У Зайки все было на заказ, потому что хозяйка стремилась создать для, как она выражалась «своего золотка», самые лучшие, почти что тепличные условия. Отсюда-то и произошла отнюдь не ласкательная, скорее, панибратская манера звать кошку Зайкой. Ну что же, Зайка так Зайка… Не принципиально.
И так, на чем мы остановились? Зайка скучающе откинулась на подушку, и рассеяно зевнула. Полежав так несколько секунд, она решила, что неудобная поза слишком нагружает кости позвоночника. Зайка не любила вертлявых кошек, ассоциируя подвижность с легкомыслием и веселостью, но все же сделала пару легких движений своим упругим, стройным телом, и съехала на колени к хозяйке. Почти мгновенно почувствовав под лопатками складки мягкой тюлевой юбки-клеш, Зайка успокоилась, приподняла аккуратные лапки над грудью, и томно глянула в глаза хозяйки. Густо накрашенные губы шептали слащавые нежности, а длинные накладные когти язвенно-розового цвета чесали грудку, шею и подбородок Зайки. Машина мерно гудела, убаюкивая и качая, где-то в высоком окне мелькали словно нарисованные елочки. Но Зайка не торопилась проваливаться в сон. В крови ее поднимался легкий адреналин, волнение отличника перед контрольной. Под звук приторных сюсюканий хозяйки в голове вставочной кошки плыли ленивые мысли «Ах, Зайка… Чего это ты беспокоишься? Расслабься, этот ринг наш! Кто конкуренты-то? Некому, слышишь, некому с нами царапаться! Наш ринг будет…»

Скри-и-и-ип! Старая дверь сначала чуть приоткрылась, а затем растворилась полностью, подталкиваемая тонким плечом хрупкой девушки лет семнадцати. Она была дьявольски хороша: раскосые зеленые глаза, длинные, тяжелые, чуть секущиеся волосы, нежный разрез рта, бледная бархатная кожа. Несмотря на то, что был январь, на ней не было ни шапки, ни шарфа, и медь волос была посыпана белыми перышками снега; поношенное черное пальто висело на узких плечах, а из широких солдатских сапог высовывались тонкие, но крепкие ноги. В руках у нее был огромный букет цветов, непонятно откуда взявшихся в разгар зимы. Она с трудом выглядывала из-за нежных лепестков крайнего луковичного, стряхивая с левой ноги огромный сапожище. «Где-то Шнур запропастился?» Не успела эта мысль пронестись в ее голове, как откуда-то из глубины старинного ящика, набитого нежно шуршащими тканями выскочил стремительный пестрый комок, топоча твердыми лапками по старому деревянному полу пролетел на одном дыхании через единственную комнату старого домика, чудом не снесенного в элитном коттеджном поселке, и с разгону уткнулся в босую ногу девушки. Теперь его можно было рассмотреть: это был черепаховый котик примерно десяти месяцев, украшенный главным украшением всех беспородных кошек – белыми чулочками на лапках, и белым кончиком хвоста, деталью такой милой, очаровывающей своей простотой. Чуднее всего были его глаза – такие же изумрудные и раскосые, и такие же безмятежные, добрые и игривые, как у его хозяйки. Котик терся головой и боками о ноги девушки так рьяно, что будь он покрупнее – непременно бы свалил ее с ног. Он прижимался к ее тонким ногам своими пушистыми колкими боками, ударял об босые голени крупной лобастой головой, обвивал колени коротким пушистым хвостом, обрубленным еще во времена младенчества, переступал тонкие длинные пальцы своими твердыми тяжелыми лапками, и так громко урчал от переизбытка чувств, что казалось, будто в груди его встроен моторчик небывалой мощности. Девушка счастливо смеялась тонким звонким голосом, и гладила пеструю спинку одной рукой, другой же заталкивала резко пахнущие тюльпаны на полку ветхого шкафчика. Внезапно она подхватила котика под живот одной рукой, подняла, прижала к груди, и так и не сняв свое мужское пальто принялась выписывать по комнате круги на мотив вальса, а пестрый котик Шнур Улыбался своим кошачьим зубастым ртом, не приспособленным к улыбке. Она упала на спину на кровать, и рыжие волосы разелтелись по заплатанному покрывалу, а черные крылья пальто закрыли ветхие ножки; она держала котика на вытянутых руках, и смеялась, а он мурчал. Все так же смеясь, она опустила его на грудь, и Шнур соскочил с нее, ступая проваливающимися в одеяло лапками подошел к голове, и нежно боднул нежную бледную щеку.
Некоторое время спустя Шнур выскользнул из-под безвольной руки спящей девушки, на прощание провел кончиком хвоста по ее лбу, и осторожно ступая, вышел на веранду. Прохладный и свежий ночной воздух наполнял легкие восхитительным чувством полета, ветерок шевелил шерстку на плечах и головке. Неясные шорохи ночи наступали со всех сторон, обхватывали и увлекали за собой, тянули куда-то в лес. Но Шнур твердо знал, что он не пойдет в лес. Его острый кошачий взгляд выхватил из темноты два янтарных фонаря, светящих с балкона соседнего коттеджа. Это были кошачьи глаза, принадлежащие, как вы уже догадались Зайке. В голове котика проносились мысли, к которым он не был склонен до того, как пришел в этот дом. «А что же такое счастье? Наверно, никто не знает ответ на этот вопрос. Для всех счастье разное. Вот мое счастье – быть рядом с хозяйкой. И я люблю ее не за то, что она кормит меня, и гоняет блох с моей шкурки, а за то, что она любит меня. Это сложно объяснить, но это легко поймет тот, кто хоть раз испытывал похожие чувства. Мне кажется, что самая высшая мудрость это любовь. Любовь к миру, ко дню, к ночи, и запахам и звукам, к земле и небу, к улиткам и птицам, к жизни и смерти, людям и нелюдям, и ко всем, кто живет. Она научила меня любить мир, который в начале казался злым и несправедливым. Наверно, я счастливее всех кошек земли…»

Зайка сидела на верхней перилине балкона, совсем рядом с гипсовым львом. Ее стройные лапы были обвиты пушистым хвостом, а взгляд янтарных глаз смотрел вдаль.Кожаный ошейник украшала новая розетка, а это значило, что ринг снова был Зайкин. Она всегда любила завистливые лица соперников и шипение кошек, тех, кого она снова превзошла.
«Ах, ничтожнее вы мои! Право же, это смешно! А я снова самая счастливая кошка, опять взяла этот ТИКет…Трехкратная чемпионка! Боже, да никто больше так не сможет! Хотя, надо и хозяйке отдать должное: трудилась как пчелка над моей победой! Сколько стоили те корма, тот матрасик с гранулами, те шампуни, те витамины…Ах… Деньги – счастье, они мне так помогают…»
«для любви нет материальных ценностей, она абстрактна» - думал пестрый котенок на ветхой веранде.
«Без денег – никуда. Если бы Маргарет меня не кормила, то я бы нашла хозяйку получше» - рассуждала Зайка.
«Как же ошибаются те, кто дорожит вещами…» - Дернул пестрым ушком Шнур, и снова взглянул на светлое окно, за которым спала любимая хозяйка.
«Мне жаль тех, у кого нет родословной. Они так ничтожны… Просто ошибки природы!» Белая кошка жеманно передернула точеными плечами.
«Но все же я их люблю…» рассудил Шнур, и шагнул к старой двери.

(с) Май aka Анархия, любое копирование карается сковородой!

Отредактировано Анархия (Сб, 3 Апр 2010 21:17:11)

*коварный*
опять ничего не говорила? 8)
Спасибо, сенсей)